У истоков культового строительства Древней Месопотамии

Целенаправленные археологические исследования древнейших неолитических памятников в различных районах Ближнего Востока проводятся начиная с 50-х, а особенно активно с 70-х годов ХХ века. К настоящему времени в Израиле, Иордании, Ливане, Сирии, Ираке и Турции, в целом, охвачено раскопками более 450 поселений неолитического периода (Ozdogan.M., 1999, p.10). Общей задачей этой воистину интернациональной работы является фиксация материальных свидетельств развития процесса неолитизации; определение и изучение узловых моментов становления производящих форм хозяйства; реконструкция различных сфер жизни древнейших земледельцев региона. В частности, выявлен исключительно богатый, яркий материал, характеризующий ритуальную практику того времени (Иерихон, Хаджилар, Телль Рамад, Ашиклы Гуюк, Айн Гхасаль, Бейда, Бейсамун, Чатал Гююк и др.). Свидетельства монументального строительства в слоях докерамического неолита были представлены архитектурными остатками Иерихона в Палестине, Рас-Шамры и Телль Халулы в Сирии, Бейды в Иордании, Телль Магзалии в Северо-Восточном Ираке. В большинстве случаев массивные сооружения возводились в качестве укреплений.

Рис. 1. Чейеню Тепеси. 1 - план «Здания с плитами»; 2 - план «Дома черепов»; 3 - план «Здания с мозаичным полом».

Вместе с тем, в течение последних двух десятилетий были открыты и исследованы монументальные общественные здания особого назначения и выдающиеся скульптуры периода докерамического неолита на поселениях Чейеню Тепеси, Невали Чори и Гебекли Тепе в Северной Месопотамии (территория современной Юго-Восточной Турции), что явилось настоящей сенсацией в области изучения столь раннего этапа формирования ближневосточной цивилизации.

Так, в восточном секторе Чейеню были обнаружены сооружения сильно отличающиеся от ординарных. Открытая Площадь («Рlaza») размером 60 на 20 м, аккуратно вымощенная обожженными кирпичами, обновлялась по меньшей мере трижды. На самом раннем уровне там были установлены два ряда стел и две большие плиты.

Во время второй перестройки стелы сломали и похоронили вместе с плитами под следующим слоем кирпичей (Ozdogan A., 1999, p. 48-50). В различные периоды существования поселения с юго-восточной стороны от Площади функционировали общественные строения, названные исследователями: «Здание с плитами», «Дом черепов» и «Здание с мозаичным полом» (рис. 1). В последнем из указанных помещений найдена большая известняковая глыба, сделанная в виде человеческой головы (Брейвуд Р., Чембел Х., 1984, с.74; Бадер Н.О., 1989, с.221 и др.), а так же плита, на одной стороне которой было нанесено рельефное изображение лица человека (Braidwood R.J., 1986, p.5). Долгое время эти находки считались уникальными. Однако впоследствии подобные объекты были открыты в Невали Чори и на Гебекли Тепе. Многократно перестраивавшийся «Дом черепов» являлся местом, где хоронили умерших общинников. В нем и на территории, к нему примыкавшей, обнаружены останки более 400 человек, около 90 отдельных черепов было среди них обнаружено. Жители поселения практиковали различные обряды погребения, применяя во многих случаях вторичное захоронение, а также расчленение тела /или скелета/. Внутренняя поверхность стен данного сооружения сохранила следы расписной штукатурки. Одна из стен была украшена рогатым черепом зубра. Также в помещении найдена отполированная каменная плита («altar») размером 2.60 х 1.65 м. Розоватый камень, из которого она сделана, не встречается в окрестностях Чейеню. Еще один уникальный объект – древнейший глиняный сосуд в слоях рассматриваемого памятника - был обнаружен в «Доме черепов» (Ozdogan A., 1999, p.50; Recent Archaeological…, 1985, p. 187; Mellink M.J., 1990, p.127). В центральной части «Здания с плитами» сохранились основания двух каменных стел, которым соответствовали пилястры, примыкающие к восточной стене (Брейвуд Р., Чембел Х., 1984, с.74). В целом, указанные строения сильно отличались от остальных на поселении планировкой, тщательной отделкой полов, элементами внутреннего убранства и своими размерами.

Можно предположить, что ещо одна большая постройка (18 х 6,5 м), сильно разрушенная во время возведения на ее месте более позднего «Здания с мозаичным полом», также относилась к сооружениям особого назначения на Чейеню (Ozdogan A., 1999, p. 41-42).

При раскопках Невали Чори, на западной окраине поселения, отделенной сухим протоком от основной территории, выявлены остатки трех последовательно функционировавших, специфически оформленных монументальных сооружений, приемы строительства которых, планировка и интерьер во многом соотносимы с подобными характеристиками общественных зданий Чейеню (Hauptmann H., 1993, s.41-42, 50 и др.). С северо-востока к постройкам примыкала массивная стена, которая, не выполняя никакого практического назначения, играла важную роль условной защиты сакрального участка и служила в качестве символической границы для его выделения из общего поселенческого пространства (рис.2). Помимо монументальных, Т-образных, вертикально установленных, рельефных плит, в стилизованном виде изображавших антропоморфные существа (рис. 3), при исследовании сооружений специального назначения, которые располагались в сакральном районе поселения, было обнаружено 11 скульптурных объектов, сохранившихся полностью или фрагментарно (Hauptmann H., 1993, s.55-67, abb. 19-26; 1999, p.75-76, fig.10-15; Антонова Е.В., Литвинский, 1998, с. 44-46). Многие из них крупных размеров. Наиболее часто встречены изображения смешенных существ, птиц, змей, черепах и человеческих голов. Все скульптуры, кроме одной, найдены замурованными в более поздних Строениях II и III, как правило, в переотложенном состоянии (Hauptmann H., 1999, р. 75-76). Такое «вторичное» использование рассмотренных объектов, указывает на их особую значимость. Они воспринимались в качестве носителей сакральной силы божеств-покровителей Невали Чори, гаранта присутствия последних на поселении. Перемещение вотивных скульптур из более древних общественных построек в последующие, по представлениям жителей поселка, очевидно, способствовало передаче священной энергии от одного здания другому.

Рис. 2. Невали Чори. План поселения. Строительный горизонт III и IV.

Преемственность между культовыми постройками Невали Чори прослеживается также традицией сохранения места и планировки. Самое древнее Строение I оказалось почти полностью разрушенным, тогда как Строения II и III удалось достаточно подробно реконструировать(рис. 4). И в том и в другом здании широкая каменная скамья окаймляла помещение, не имевшее внутренних перегородок, а главным архитектурно-смысловым элементом такого зала являлась специальная стенная ниша, которая, очевидно, предназначалась для хранения наиболее важного сакрального объекта. В Строении III его могла представлять скульптура из известняка, большой фрагмент которой был найден воткнутым перед самой нишей (Hauptmann H., 1993, s.57). Он изображает человеческий торс с частично сохранившейся головой и достигает в высоту 37 см (рис. 5).

Поскольку результаты исследований Чейеню и Невали Чори нашли свое достаточно подробное отражение, как в зарубежных, так и в некоторых отечественных публикациях, ¹представляется, что основное внимание в данной работе целесообразно будет уделить поселению Гебекли Тепе. Начатые недавно, в 1995 году, раскопки Гебекли Тепе представили новые интереснейшие артефакты монументального строительства и удивительного скульптурного мастерства эпохи докерамического неолита. Обнаруженные свидетельства значительно расширили наши знания о сакральной сфере жизни древнейших земледельцев региона, а также явились еще одним подтверждением ¹ См. например: Брейвуд P., Чембел Х. У истоков производящего общества в Юго-Восточной Анатолии // Наука и человечество. М., 1984. С.67-77; Бадер Н.О. Древнейшие земледельцы Северной Месопотамии. М., 1989; Антонова Е.В., Литвинский Б.А. К вопросу об истоках древней культуры Переднего Востока // ВДИ. 1998. №1.С.37-47

Рис. 3. Невали Чори. Реконструкция Строения II и III.

функционировании специальных общественных построек религиозного назначения на ранненеолитических поселениях Северной Месопотамии.

Хотя, Чейеню Тепеси и Невали Чори находятся на расстоянии 160 км друг от друга, а Невали Чори удалено от Гебекли Тепе на 70 км, исследователи анатолийского неолита отмечают расположение этих памятников в единой эколого-географической зоне - регионе Урфа-Диярбакыр. Кроме того, на основе изучения орудий труда, используемых приемов и техники строительства, а также других свидетельств было определено хронологическое и культурное соответствие поселений. В частности, главные фазы их функционирования в докерамическую эпоху относят к VIII тыс. до н.э.: период ЕРРNB – Early Prepottery Neolithic B / Ранний Докерамический Неолит Б (Schmidt K., 1998, s. 22-23; Ozdogan M., 1999, p. 11; Hauptmann H., 1999, p. 65,70).

Поселение Гебекли Тепе расположено в горах, на высоте 800 м над уровнем соседней долины Харран, в 15 км к северо-востоку от современного турецкого города Урфа. Телль, достигает в диаметре 300м, окружен плосковершинными известняковыми хребтами и с южной стороны имеет доступ к родникам. Широкомасштабные исследования памятника начаты в 1995 году совместной немецко-турецкой археологической экспедицией (Hauptmann H., 1999, p.78).

Сезоны 1995, 1996 годов были посвящены изучению поверхности Гебекли Тепе и прилегающей территории. Уже первые находки представили исключительно богатый, в значительной степени, неожиданный материал ранненеолитического времени. В частности, обнаружено множество обломков монументальных культовых объектов: фрагменты скульптур и части стел, наиболее крупные из которых достигали 3-х – 6-ти метровой высоты. Самая огромная Т-образная девятиметровая стела весила более 50 тонн! Среди скульптурных находок встречены фрагменты, изображающие голову волкоподобного существа; голову человека, на которой сидит животное; зверя, расположившегося на Т-образном навершие стелы; черепахоподобного существа, лежащего на плите и пр. Почти полностью сохранились фигуры льва и мужчины с выразительным изображением признаков пола (Schmidt K., 1998, s.29; Hauptmann H., 1999, p.80, fig. 13, 26, 33). Фаллические образы известны и по другим объектам памятника. В частности, рельефное изображение трех одинаковых фаллосов обнаружено на скалистых откосах плато восточнее Гебекли Тепе (Schmidt K., 1998, s.29, abb.7).

Прямо под верхним слоем земли в юго-восточном секторе телля обнаружены остатки прямоугольного в плане помещения (6,5 х 4,4 м) с четырьмя Т-образными стелами, установленными в центре. Их основания сохранились in sity. Вершины двух восточных стел были украшены рельефными фигурами атакующих львов, выполненными с блестящим мастерством в реалистичной манере (там же, s.32, abb. 9, 10; Hauptmann H., 1999, p.77, fig. 24) (рис.6). Каменная плита с вырезанным на ней реалистичным рисунком обнаженной женщины, сидящей с широко расставленными ногами, найдена на полу этого помещения (Hauptmann H., 1999, p.80, fig. 35) (рис.7). В отчетах данная постройка получила название «Здания с львиными стелами» (Lowenpfeilergebaude).

В районе низины, располагавшейся к югу от вершины холма, выявлены остатки двух основных строительных уровней неординарной многокомнатной постройки, размеры которой не уточняются. Верхнее (более позднее) строение состояло из шести прямоугольных помещений с мозаичным полом. В некоторых из них присутствовали пары столбов. Северо-западная стена одной из комнат включала апсиду в форме полукруга, которую с двух сторон украшали Т-образные величественные стелы (высота 3,15 м). К основанию этих стел и к апсиде примыкала, выполненная из каменных плит скамья. Пять стел уже обнаружено в рассматриваемом помещении, три из них имели рельефные рисунки. В частности, столб I с широкой стороны украшен «гобеленом» в виде переплетающихся змей, под которым видна фигура барана; с узкой стороны - единичными змейками (рис. 8). На узкой стороне столба II изображена голова рогатого животного. Широкая поверхность стелы несет рельеф трех, расположенных друг над другом фигур: быка (сверху), волка /собаки/ и птицы (рис. 9). На III-м столбе, еще до конца не изъятом, нанесен рисунок лисицы. В нижнем горизонте две стелы, примыкавшие позднее к апсиде располагались в центре зала, но во время перестройки здания они были включены в состав новой северо-западной стены, которая, таким образом заметно уменьшила размеры

Рис. 4.
1 - Невали Чори. Фрагмент каменной антропоморфной стелы из Строения III;
2 - Невали Чори. Фрагмент каменной скульптуры, изображающей человеческий торс (высота – 37 см);
3, 4 - Гебекли Тепе. «Здание со львами». Стелы с рельефным изображением львов (высота – 1.45 м);
5 - Гебекли Тепе. «Здание со львами». Рисунок обнаженной женщины, вырезанный на каменной плите.

В целом, нижнее строение превосходило по площади и, очевидно, по сложности планировки позднейшее (Hauptmann H., 1999, p. 77, fig. 22, 30; Schmidt K., 1998, s. 32-42, abb. 11-17). Исследования окрестностей Гебекли Тепе показали, что окружающее памятник скалистое плато служило не только районом, поставляющим материал для строительства, но и местом расположения специальных сооружений. Так, в скалах с юго-западной стороны от телля обнаружены остатки круглого в плане строения,пол которого был тщательно отполирован. К стене внутри помещения по всему диаметру примыкала низкая скамейка, в центре находились два подиума с отверстиями для стел (Hauptmann H., 1999, p.79). Автор раскопок, К.Шмидт, отмечает, что размеры и элементы оформления данной постройки вполне соотносимы с характеристиками культовых зданий Невали Чори. Это обстоятельство дает основание предполагать похожие функции сооружений (Schmidt K., 1998, s. 44). Кроме того, были исследованы примыкающие с северо-западной стороны к данному круглоплановому строению два цистернообразных овальных помещения, вырубленных на 2 м глубины в скалистой породе. В одно из них ведет пятиступенчатая лестница, в другом найдена большая обработанная каменная глыба, которая, по свидетельству исследователей, производит впечатление алтаря (Schmidt K., 1998, s., 44). Рассмотренные находки, в целом, составляли единый архитектурный комплекс и, судя по всему, служили местом для проведения особых церемоний вне поселения.

Открытие наскальных сооружений и рельефов Гебекли Тепе представляют новую яркую страницу в истории изучения культового строительства периода РРNB. Вместе с тем, материалы этого памятника дают основания и для некоторых предварительных заключений относительно особенностей архитектурного и скульптурного оформления сакрального пространства на самом поселении. Во-первых, раскопанные на Гебекли Тепе неординарные постройки, в отличие от большинства известных по другим докерамическим памятникам, оказались многокомнатными. Далее, значительная высота отдельных обнаруженных здесь стел и их обломков указывает на то, что, очевидно, не все содержащие их помещения имели крышу. И, наконец, в отличие от Чейеню и Невали Чори, где преобладают анторпоморфные изображения, на Гебекли Тепе, помимо них, выявлено большое разнообразие зооморфных символов и фигур.

Авторы раскопок сообщают, что несколько выдающихся впадин на поверхности телля, судя по всему, отмечают важнейшие зоны поселения, так как исследованные в таких районах здания, располагались на территории, представлявшей табу для любой другой строительной деятельности. Отчасти для проверки этого предположения в районе северо-восточной низины холма был заложен разведочный шурф. Результаты оказались впечатляющими. На четырехметровой глубине археологи достигли скалистой поверхности, которая была специально выровнена и покрыта каменными плитами, заключавшими в себе основания больших стел. Причем в предшествовавшем верхнем слое зондажа отсутствовали какие-либо свидетельства строительства.

По мнению К.Шмидта, остатки величественных общественных сооружений, обнаруженные на Гебекли Тепе и в прилегающих скалах, а также большое количество сопутствующих им монументальных художественно оформленных находок, потребовавших для своего исполнения значительных затрат и усилия многих людей, могут указывать на особый статус рассматриваемого поселения среди окружающих (Schmidt K., 1998, s. 44-45). Отметим, однако, что как жилые постройки на самом памятнике, так и культурные слои периода РРNB соседних теллей, пока не исследованы. Соответственно, правильность смелой гипотезы К.Шмидта предстоит проверять в будущем. Вместе с тем, при изучении уже известных материалов, действительно поражает широта объема работ, предпринятых без использования силы тягловых животных, людьми докерамического времени для создания объектов, не имеющих «практического назначения».

Весьма разнообразен необычный мир скульптур и рельефных рисунков Гебекли Тепе, но и он отчасти повторяет, отчасти дополняет картину, известную по данным Невали Чори и Чейеню. Среди наиболее популярных изображений, а, следовательно, и объектов поклонения, встреченных на этих памятниках, фигуры антропоморфных существ и существ смешанного типа; женские и мужские фигуры и символы; человеческие головы; букрании; образы птиц, змей и черепах. Все названные мотивы характерны для памятников РРNB вообще, однако, для области Урфа-Диярбакыр можно отметить их концентрированную локализацию в специальных постройках, определенное стилистическое и смысловое единообразие, схожесть в приемах и технике исполнения.

К особой группе находок, обнаруженных в культовых зданиях на поселениях Северной Месопотамии, следует отнести прямоугольные в срезе, вертикально установленные каменные плиты. По аналогии с европейскими менгирами и мессебами семитов, К.Шмидт считает правильным рассматривать их в качестве вместилищ божеств или тотемных духов (Schmidt K., 1998, s. 41). Стилизованно оформленные столбы Невали Чори явственно представляют собой монолитные фигуры антропоморфных существ, выполненные в полный рост. Тогда как, плиты Чейеню и Гебекли Тепе, более условно отображали присутствие божеств в помещении. При этом, важную смысловую нагрузку, несомненно, несли рельефные зооморфные изображения на верхней части стел Гебекли Тепе. Напомним, что для Невали Чори и Гебекли Тепе выявлены Т-образные навершия стел, что само по себе, символизирует главу/голову, то есть одухотворяет каменную глыбу.

Интерпретация вертикально установленных плит, являвшихся центральными объектами в неординарных общественных сооружениях докерамического неолита, вероятно, станет более доступной при расширенном понимании значения самих зданий. Некоторые исследователи готовы уже сейчас рассматривать их в качестве «настоящих храмов» - напр., Ж. Ковэн, К.Шмидт, Н.Базгелен; другие категорически с этим не согласны – Ж.-Д.Форест, В.Ширмер; третьи же полагают, что преждевременные заключения могут оказаться ошибочными, соответственно следует ждать новых открытий – Е.В. Антонова, Б.А Литвинский (Cauvin J., 1994, p. 123; Schmidt K., 1998, s.17-49; Basgelen N., 1999, p.8; Forest J.-D., 1999, p.2; Е.В.Антонова, Б.А.Литвинский, 1998, с.47). На наш взгляд, сама постановка вопроса о возможности существования храмов в эпоху РРNB не вполне уместна. В ней проявляются определенные попытки исследователей модернизировать, приблизить к современному терминологическому аппарату реалии далекого прошлого. Представляется, что, воспринятый в качестве культурного наследия античности, термин «храм»/«temple», как только он освобождается от частного контекста, целесообразно использовать лишь при рассмотрении обществ, структурно схожих с теми, с которыми он был связан. То есть «сложных» обществ, которым присущи все признанные атрибуты цивилизации, в том числе, государство, письменность и гончарное ремесло.

Примечательно, что даже в намного более поздних по отношению к периоду РРNB, первых на территории Месопотамии письменных цивилизациях - шумерской и аккадской, не существовало специального термина равнозначного современному понятию «храм». Слова е (шум.) и bitum (акк.), обозначавшие, прежде всего, «дом», использовались и для определения культовых зданий Двуречья. При изучении письменных источников, отмечают лингвисты, только контекст повествования позволяет сделать различие между двумя возможными значениями: дом – жилище человека, дом – обиталище божества (Tunca O., 1984, p.XI; Якобсен Т., 1995, с.27).

Подобное определение культовых построек, учитывая особенности мифологического мышления («метафорическое» сопоставление природных и культурных объектов; диффузность; слабое использование абстрактных понятий; медлительность разработки таких понятий и выражающих их слов), очевидно, имеет свое начало в более ранних культурах, и, судя по археологическим данным, соответствует толкованию некоторых общественных зданий эпохи РРNB. Восприятие этих построек в качестве «домов божеств» их создателями, на наш взгляд, вполне соотносится с материалами

1 - Гебекли Тепе. «Здание со змеями». Столб I (высота – 3.15 м).

2 - Гебекли Тепе. «Здание со змеями». Столб II (высота –3.15 м).

Чейеню Тепеси, Невали Чори и Гебекли Тепе. Величественные стелы и большие скульптуры, обнаруженные на названных памятниках в пределах развалин «особых» сооружений, очевидно, должны были наглядно демонстрировать присутствие в помещении «хозяев» - божеств-покровителей общины.

Некоторые отличия в строительстве и оформлении культовых зданий на Чейеню Тепеси, Невали Чори и Гебекли Тепе были связаны с естественным проявлением местной специфики как в сакральной, так и в архитектурной сферах. Тем не менее, в целом артефакты Гебекли Тепе, несомненно, продолжают иллюстрировать уже знакомый по Чейеню Тепеси и Невали Чори сценарий возведения монументальных культовых сооружений. Во всех трех случаях можно отметить: расположение неординарных зданий в отдельных районах, на специально подготовленных участках; особую планировку строений; включение остатков древнейших сооружений в последующие; трудоемкое плиточное покрытие пола; каменную скамью, окаймляющую пространство со стелами; наличие самих стел и других, художественно оформленных, объектов в помещении, а также присутствие ниш и/или «подиумов»/«алтарей».

Представленную ситуацию нельзя объяснить только лишь похожими условиями существования Чейеню, Невали Чори и Гебекли Тепе в период PPNB. Здесь, несомненно, проявился один из важных аспектов, установления постоянных связей между поселками Северной Месопотамии в докерамическую эпоху. В то время, отмечают специалисты, эти поселения функционировали на различных экономических основах в густонаселенном районе Южного Тавра (Hauptmann H., 1999, p.81). Взаимодействие и взаимовлияние жителей отдаленных поселений докерамического периода в рамках указанного региона обусловило существование определенной культурной общности с выделением местных центров, которые, как выявляется, играли ведущую роль не только в производстве и обмене различными товарами, но, и в сфере идеологических представлений.

В настоящий момент археологи далеко ушли от понимания неолитического периода на Ближнем Востоке, как времени существования простых деревень, борющихся за свое выживание, о чем когда-то писал Г.Чайлд (Childe G., 1951, p.83). Напротив, на основе полученных за последние десятилетия данных, сейчас широко обсуждаются вопросы функционирования рангового общества, развитой системы обмена на обширных территориях, монументальной архитектуры и весьма сложной картины верований даже для ранненеолитической эпохи (См.напр.,Neolithic in Turkey. Istanbul, 1999).

Последовательные открытия общественных зданий религиозного назначения, построенных с учетом определенных архитектурных канонов, на поселениях Северной Месопотамии периода РРNB, подтвердили предположение о том, что возведение величественных храмовых комплексов в городах-государствах Шумера и Аккада имеет глубокую предисторию в дописьменных культурах Ближнего Востока и в частности Двуречья. Четкое выделение сакральных участков из поселенческого контекста, преемственность в выборе места для культовых строений, включение элементов предыдущих зданий в последующие, специфичное оформление их внутреннего пространства: наличие скульптур и рельефов, стел (или колон), ниш, «подиумов», «алтарей», отмеченное для рассмотренной группы построек периода РРNB, всецело присутствует и в культовой архитектуре древнейших городов «письменной» Месопотамии, появившейся несколькими тысячелетиями позже. В этом смысле можно согласиться с заключением ряда исследователей о том, что в «особых» постройках эпохи РРNB «с чертами монументальности следует усматривать исходные формы для развития культовых сооружений на Ближнем Востоке» (Hauptmann H., 1993, p.68; Антонова Е.В., Литвинский Б.А., 1998, с.47 и др.).

Антонова Е.В., Литвинский Б.А., 1998. К вопросу об истоках древней культуры Переднего Востока // ВДИ. №1.

Бадер Н.О., 1989. Древнейшие земледельцы Северной Месопотамии. М.

Брейвуд Р., Чембел Х., 1984. У истоков производящего общества в Юго-Восточной Анатолии // Наука и человечество. М.

Якобсен Т., 1995. Сокровища тьмы: История месопотамской религии. М.

Braidwood R.J., 1986. The Origin and Growth of a Research Focus – Agricultural Beginnings // Expedition. Philadelphia. V. 28/2.

Cauvin J., 1994. Naissance des divinites. Naissance de l’agriculture. La Revolutionles symbols au Neolithique. P.

Forest J.-D., 1999. Les premiers temples de Mesopotamie (4e et 3e millenaires).BAR International Series 765.

Hauptmann H., 1993. Ein Kultgebaude in Nevali Cori // Between the rivers and over the mountains. Roma.

.Mellink М.J., 1990. Archaeology in Anatolia // American Journal of Archaeology. Vol.94/1.

Schmidt K., 1998. Fruhneolithische Tempel Ein Forschungsbericht zum prakeramischen Neolithikum Obermesopotamiens // MDOG 130.

Tunca O., 1984. L’architecture religieuse protodynastique en Mesopotamie. OIP. Leuven.